Комната убрана роскошно. Особенно бросался в глаза огромный, в рост человека, крест из чистого золота. Император медленно ходил взад и вперед по комнате и каждый раз, проходя мимо креста, набожно склонял голову и крестился. Наконец он остановился перед огромной картой Римской империи и долго рассматривал ее.
— Если бы знать исход! — вздохнул он, потирая худые руки. — Меня влечет неудержимо, этот какой-то дух вселился в меня и манит. Но кто этот дух: ангел ли с неба или демон?.. О триединый Боже, прости своего верного раба и наставь меня: могу ли я, смею ли?..
В это время пурпуровый занавес, закрывавший вход, слегка приподнялся, и в комнату вошел слуга.
— Император, — сказал он, бросившись перед ним на землю, — явились патриции, которых ты приглашал.
— Пусть войдут.
В комнату вошли два человека: один высокого роста, широкоплечий, с красивым, открытым лицом. Другой — болезненный калека, хромой, с одним плечом выше другого. Но глаза его блестели такою проницательностью, таким умом, что заставляли забывать о безобразии его фигуры. Оба, войдя в комнату, бросились к ногам императора.
— Мы позвали вас, — начал император, — чтобы выслушать ваш совет относительно Италии. Вам дано было три дня на рассмотрение переписки с королевой, с партией патриотов и с другими. Что же вы решили? Говори сначала ты, главный военачальник.
— Государь, — ответил высокий, — совет Велизария всегда один: долой варваров! С пятнадцатитысячным войском я уничтожил по твоему приказанию государство вандалов в Африке. Дай мне тридцать тысяч, — и я сделаю то же с готами.
— Хорошо, — ответил Юстиниан. — Твой совет мне нравится. Ну, а ты что скажешь? — обратился затем император к калеке.
— Император, — ответил тот резким голосом. — Я против этой войны в настоящее время, потому что, кто должен защищать свой дом, тому нечего думать о нападениях. С запада, со стороны готов, нам не грозит никакой опасности. А на востоке мы имеем врага — персов, которые могут уничтожить наше государство.
— С каких это пор мой великий соперник Нарзес начал бояться персов? — насмешливо спросил Велизарий.
— Нарзес никого не боится, — ответил тот, — ни парсов, которых он побеждал, ни Велизария, которого персы побеждали. Но я знаю восток. Опасность нам грозит оттуда. И потом, государь, постыдно для нас из года в год золотом покупать мир у персидского хана Хозроя.
Яркая краска залила щеки императора:
— Как можешь ты таким образом называть наши подарки? — вскричал он.
— Подарки! А если эти подарки запоздают на неделю, то Хозрой сожжет наши пограничные села и города. Нет, государь, нечего тебе без нужды трогать готов. Лучше сосредоточь все свои силы на востоке, укрепи границу и сбрось эту постыдную дань персам. А после этого, — что же, — тогда, если пожелаешь, можешь воевать и с готами.
— Не слушай его, государь! — вскричал Велизарий. — Дай мне войско в тридцать тысяч, и головой ручаюсь, что Италия будет твоей.
— А я ручаюсь своей головой, что Велизарий не завоюет Италии не только с тридцатью, но и с сотней тысяч человек, потому что Велизарий — герой, но не великий полководец. Он был бы лучшим полководцем, если бы не был таким героем. Все битвы, которые он проиграл, были проиграны только из-за его геройства.
— Ну, о тебе этого нельзя сказать, — заметил Велизарий.
— Конечно, нельзя, потому что я не проиграл еще ни одного сражения: я не герой, но я великий полководец. Вот почему, если кто завоюет Италию, то это буду я, имея восемьдесят тысяч войска.
В эту минуту явился слуга и объявил, что Александр, которого император посылал в Равенну, возвратился и просит его принять.
— Скорее веди его, — с радостью вскричал император.
Вошел красивый молодой человек.
— Что же, Александр, ты приехал один? — спросил его император.
— Да, один, — ответил тот.
— Однако, судя по твоему последнему письму… Ну, в каком же положении находится государство готов?
— В очень затруднительном. Я писал тебе, что Амаласвинта решила отделаться от трех своих врагов — Балтов. Если бы убийство их не удалось, то ей было бы опасно оставаться в Равенне, и она просила, чтобы я доставил ее сюда, в Византию.
— Ну и что же? Удалось убийство?
— Удалось: трех герцогов уже нет. Но в Равенне распространился слух, что самый опасный из этих герцогов, Тулун, — которого одно время Теодорих думал назначить своим наследником, обойдя внука, — не убит, а только ранен. Готы с угрозами толпой окружили дворец, а регентша бежала ко мне на корабль. Я тотчас велел сняться с якоря. Но недалеко успели мы отъехать: нас нагнал граф Витихис и потребовал, чтобы королева возвратилась в Равенну. Так как, с одной стороны, знатные готы, по-видимому, не верят ее вине, а с другой, если бы она не согласилась возвратиться добровольно, то Витихис заставил бы ее, — то она возвратилась. Но перед отъездом написала тебе письмо и велела передать тебе этот ящик с подарками. Вот он.
— Это после, — сказал император. — Сначала расскажи, каково положение дел в Италии?
— Самое благоприятное для тебя. Слух об убийстве герцогов, о восстании готов и бегстве королевы быстро распространился по всей стране. Дело дошло до столкновения между римлянами и готами. В Риме патриоты собрались в сенате и решили призвать тебя на помощь. Только гениальный глава заговорщиков катакомб не поверил слухам и с невероятным усилием удержал римлян. А через час стало известно, что Амаласвинта возвратилась, и страна успокоилась. Впрочем, черный Тейя, командующий войсками в Риме, поклялся, что если хоть один волос падет с головы какого либо гота, то он сравняет Рим с землей. Но я сообщу тебе еще лучшую новость: не только среди римлян нашел я горячих сторонников, но и среди готов, и даже среди членов королевского дома.