И столько благородства было в его высокой, освященной солнцем фигуре, что глаза всех тысяч любовались этим человеком, так далеко превосходившим других своей справедливостью. Наступила торжественная тишина. Вдруг раздался топот скачущей лошади. Все с удивлением обернулись и увидели всадника, который вскачь мчался прямо к ним.
Через несколько минут он подъехал. Все узнали Тейю. он спрыгнул с лошади и с криком: «Измена! измена!» — стал подле Витихиса.
— Что случилось? — спросил Витихис. — Говори!
— Готы! — начал Тейя. — Нам изменил наш же король. Шесть дней назад мне было приказано вести флот в Истрию. Я убеждал короля и просил послать меня к Неаполю. Он отказал, и я должен был повиноваться, хотя заподозрил измену. Когда мы были в море разразилась сильная буря и нагнала на нас много мелких судов с запада. Среди них был «Меркурий» — почтовое судно Теодагада. Я знал его, потому что оно раньше принадлежало моему отцу. Заметив меня, судно постаралось скрыться. Я нагнал его, и вот письмо Теодагада, которое оно везло Велизарию. Слушайте!
...«Ты должен быть доволен мною, великий полководец: все войска готов в настоящую минуту стоят севернее Рима, и ты можешь безопасно высаживаться. Четыре письма морского графа Тотилы я порвал, а посланных засадил в темницу. В благодарность за все это я надеюсь, что ты в точности исполнишь наш договор».
— Долой! долой его! — повторяли тысячи голосов, потрясая оружием.
Тут Гильдебранд снова торжественно вскричал:
— Знайте, Господь на небе и люди на земле, и ты, всевидящее солнце, и ты, быстрый ветер! Знайте все, что народ готов, свободный, издревле славный и рожденный для оружия, низложил своего бывшего короля Теодагада, потому что он изменил своему народу и государству. Мы отнимаем у тебя, Теодагада, золотую корону, государство готов и жизнь. И делаем мы это не беззаконно, а по праву, потому что мы всегда были свободны и скорее лишимся короля, чем свободы. Ты должен быть отныне изгнанником, лишенным чести, прав и покровительства закона. Твое имущество мы отдаем народу готов, а плоть и кровь твою — черным воронам. И кто бы ни встретил тебя — в доме или на улице, или во дворе — тот должен безнаказанно убить тебя. И готы будут еще благодарны ему. Так ли, народ готов?
— Да будет так! — подтвердил народ, потрясая мечами.
Как только шум стих, на возвышение взошел старый Гадусвинт.
— Мы освободились от негодяя-короля. Он найдет своего мстителя. Теперь же, верные готы, мы должны выбрать себе нового короля, потому что, пока будут существовать готы, среди них всегда найдется человек, который будет образцом могущества, блеска и счастья готов, — будет их королем. Род Амалунгов взошел, подобно солнцу, полный славы. Долго сияла его блестящая звезда — Теодорих. С Теодагада род этот постыдно угас. Но ты свободен, народ готов! Выбери себе достойного короля, который поведет тебя к славе и победам. Приступим же к избранию короля!
— К избранию короля! — на этот раз радостно вскричал народ.
Тут снова поднялся Витихис. Он снял шлем с головы и поднял правую руку к небу.
— Боже, живущий среди звезд, — сказал он. — Ты видишь, что только священное право необходимости вынуждает нас низложить короля, только из уважения к короне мы отнимаем ее от Теодагада. Но кого же мы выберем вместо него? Среди нас есть много достойных короны, и легко может случиться, что одни предпочтут одного, а другие — другого. Но, ради Бога, готы, не затевайте споров и ссор в это опасное время, когда враг находится на нашей земле! Поэтому, прежде чем начать выборы, поклянемся, что кто получит хотя бы одним голосом больше других, того мы все признаем беспрекословно. Я первый даю эту клятву. Клянитесь и вы.
— Клянемся! — закричали готы.
— Но помните, храбрые готы, — начал старый Гадусвинт, — что король должен быть не только воином, но блюстителем права, справедливости, защитником мира. Король должен быть всегда спокоен, ясен, как синее небо. Он, должен быть силен, но еще больше сдержан. Никогда не должен он забываться, — ни в любви, ни в ненависти, как это часто делаем мы, народы. Он должен быть не только приветлив к другу, но справедлив даже к ненавистному врагу. В чьей груди живет ясный мир рядом со смелостью и благородным спокойствием, тот человек, будь он хоть последний крестьянин, создан быть королем. Не так ли?
Громкое одобрение было ему ответом. Старик между тем продолжал:
— Добрые готы! Мне кажется, среди нас есть такой человек. Я не назову его, — назовите его вы сами. Я пришел сюда с далеких гор нашей северной границы, где дикий Турбид с пеной разбивается о скалы. Там живу я уже много-много лет — свободный, гордый, одинокий. Мало я знаю о делах людей, даже своего народа. Разве когда заедет заблудившийся торговец или путник. Но даже и до этих пустынных высот достигла военная слава преимущественно одного из наших героев, который никогда не поднимал своего меча в неправой битве и никогда еще не опускал его, не победив врага. Его имя я слышал каждый раз, когда спрашивал: кто будет защищать нас, когда умрет Теодорих? Его имя слышал я при всякой победе, которую мы одержали, при каждом деле во время мира. Я никогда не видел его, но мне очень хотелось увидеть его. И сегодня я видел и слышал его. Я слышал, как он требовал справедливости к ненавистному врагу. Когда всех нас увлекла ненависть, я слышал, как он один остался спокоен и справедлив. И я сказал себе: этот человек создан быть королем. Он силен в битве и справедлив в мире. Он тверд, как сталь, и чист, как золото. Готы, этот человек должен быть королем. Назовите мне его!