А сам бросил в него свой каменный топор, — он один только и имел еще это древнее оружие. Храбрец получил удар в голову и, точно сраженный молнией, упал.
Два гота подскочили и сняли с головы шлем.
— Да, это не римлянин, — вскричали они. — И не византиец. Смотри, Гильдебранд, золотистые локоны. Это гот!
Гильдебранд подошел и вздрогнул.
— Факелов сюда! Свету! — вскричал он и, всмотревшись в лицо воина, медленно поднялся. — Да, это гот, — мрачно сказал он и затем прибавил с ледяным спокойствием. — И я, я убил его! — Но рука его, державшая поднятый топор, сильно дрожала.
— Нет, — вскричал вдруг гот. — Он не умер, а только оглушен: вот он открывает глаза.
— Он жив? — с ужасом спросил Гильдебранд. — Тогда горе и ему, и мне!.. Но нет, сами боги готов отдают его в мою власть. Привяжи его, Алигерн, к своей лошади, да покрепче! Если он убежит, ты ответишь своей головою. Теперь домой!
— Что приготовить для пленника? — спросил Алигерн старика, когда они приехали в лагерь.
— На ночь связку соломы, а к утру виселицу, — ответил он и отправился в палатку Витихиса сообщить об успехе нападения.
— В числе пленных есть один гот-перебежчик, — яростно закончил он свое донесение. — Он должен быть повешен завтра же.
— Как это печально! — со вздохом сказал король.
— Да, но необходимо. Я созову на завтра военный суд. Ты будешь председательствовать?
— Нет, пусть мое место займет Гильдебад.
— Нет, — сказал старик. — Я — военачальник, пока ты не выходишь из палатки. И право председательства принадлежит мне.
Витихис взглянул на него.
— У тебя такой сердитый, холодный вид. Что, это старый враг твоего рода?
— Нет, — ответил Гильдебранд.
— Как его зовут?
— Как и меня — Гильдебранд.
— Слушай, старик, ты, кажется, ненавидишь этого Гильдебранда! Суди его, но остерегайся чрезмерной строгости. Не забывай, что я охотно помилую его.
— Благо готов требует его смерти, — ответил старик, — и он умрет.
Рано утром на следующий день пленник с покрытым лицом был выведен на луг, где собрались военачальник и большинство готов.
— Слушай, — сказал пленник сопровождавшему его воину Алигерну. — Старый Гильдебранд будет на суде?
— Да, он главный судья.
— Ну, так окажи мне услугу. Он мог бы избавить меня и еще более мой род — слышишь? — от позора виселицы. Он мог бы тайно прислать мне оружие.
Гот пошел искать Гильдебранда, который готовился открыть суд. Суд был крайне прост. Прочли закон. Позвали свидетелей, заявивших, где был взят пленник, и велели привести самого пленника. В эту минуту Алигерн шепнул Гильдебранду его поручение.
— Нет, — ответил тот. — Род позорится его поступками, а не наказанием.
В эту минуту ввели пленного.
— Откройте ему лицо. Это Гильдебранд, сын Гильдегиса.
Раздался общий крик удивления и испуга.
— Это его родной внук!
— Старик, ты не должен судить его! Ты жесток к собственной плоти и крови! — вскричал Гильдебад.
— Нет, только справедлив, — ответил старик.
— Несчастный Витихис! — прошептал Тейя. Гильдебад же вскочил и опрометью бросился к лагерю.
— Что можешь ты сказать в свою защиту, сын Гильдегиса? — спросил Гильдебранд.
Молодой человек выступил вперед. Лицо его разгорелось, но не от стыда, а от гнева. Ни малейшего следа страха не виднелось в прекрасных чертах его лица.
Толпа, знавшая уже, как геройски он сражался, смотрела на него с видимым сочувствием.
Сверкающими глазами окинул он ряд готов и остановил их на Гильдебранде.
— Я не признаю этого суда! — гордо заявил он. — Ваши законы меня не касаются! Я — римлянин, не гот! Отец мой умер до моего рождения, а мать — благородная Клелия — была римлянка. На этого варвара-старика я никогда не смотрел, как на родственника. Я одинаково презирал и его любовь. Он заставил мою мать дать мне его имя. Но как только я смог, я отбросил его: Меня зовут Флав Клелий. Все друзья мои — римляне. Я думаю, как римлянин, и живу, как римлянин. Все друзья мои пошли за Цетегом и Велизарием, мог ли я оставаться? Убейте меня, вы можете сделать это и сделаете. Но сознайтесь, что это — не исполнение приговора суда, а простое убийство. Вы не судите гота, а убиваете римлянина.
Молча, со смешанными чувствами, слушала эту речь толпа. Наконец поднялся Гильдебранд. Глаза его сверкали, как молния, руки дрожали.
— Несчастный, — вскричал он. — Ты же саги сознаешься, что ты сын гота, следовательно, и сам ты гот. А если считаешь себя римлянином, то уже за одно это достоин смерти. Сайоны, ведите его на виселицу!
Сайоны тотчас отвели его к огромному дереву и повесили там. В эту минуту послышался топот скачущих лошадей. Ехало несколько всадников с развевающимся королевским знаменем, впереди были Витихис и Гильдебад.
— Остановитесь! — издали кричал Витихис. — Пощадите внука Гильдебранда! Милость! Милость!
— Слишком поздно, король! — громко закричал ему Гильдебранд. — Изменник уже мертв. И так будет с каждым, кто забудет свой народ. Прежде всего, король Витихис, следует думать о государстве, а потом уж о жене, сыновьях, внуках.
Витихис, понял, что теперь старик еще настойчивее будет требовать жертвы и от него. И с тяжелым сознанием, что теперь еще труднее будет сопротивляться ему, поехал обратно.
Действительно, в тот же день вечером Гильдебранд вошел в палатку короля вместе с Тейей. Витихис взглянул на старика и понял, что тот твердо решился какою бы то ни было ценою настоять на своем требовании.