Между тем в палатку вошел Иоганн.
— Префект, — сказал он. — Твоя геройская храбрость известна всем, и я пришел к тебе с почетным предложением. Я и мои товарищи привыкли к быстрым действиям под начальством Велизария, и благоразумная медлительность Нарзеса надоела нам. Если бы нам удалось овладеть входом в это ущелье…
— Да, если бы!.. — засмеялся Цетег. — Но Тейя недурно охраняет его.
— Вот потому-то мы и решили, что он должен умереть, этот Тейя. С его смертью готы недолго продержатся. И вот мы — человек пятнадцать лучших стрелков — заключили клятвенный союз против него. Как только наступит его очередь охранять вход, мы все — один за другим по очереди, потому что тропинка, ведущая к ущелью так узка, что только один человек может идти — пойдем против него. Передний вступит в единоборство. Остальные будут держаться насколько возможно ближе к нему, чтобы заступить его место, как только он падет, или следовать за ними в проход, если ему удастся убить Тейю. Хочешь присоединиться к нашему союзу? Ведь ты также ненавидишь этого чернокудрого героя?
— Охотно, пока я здесь, — ответил Цетег. — Но я скоро уезжаю в Рим.
Странная насмешливая улыбка промелькнула на лице Иоганна. Цетег заметил ее, но объяснил неверно.
— Ты же сам говоришь, — сказал он Иоганну, — что моя храбрость не подлежит сомнению. Но у меня есть дела более важные, требующие моего присутствия в Риме. Гибель же готов все равно неизбежна.
— Хорошо. В таком случае исполни мою вторую просьбу: пойдем в мой лагерь. Оттуда с вершины холма сквозь расщелину в скале видно, хотя немного, что делается у готов. Сегодня нам показалось, что готы как — будто затевают что-то. Пойдем, посмотри, — не ошибаемся ли мы. Только не говори Нарзесу о нашем союзе.
— Хорошо, идем, — ответил Цетег, и оба отправились. Придя туда, Цетег несколько времени смотрел на лагерь готов и заметив вскричал:
— Они приготовляются к нападению! Нет сомнения!
— А как ты думаешь, — быстро спросил Иоганн молодой, очевидно, недавно прибывший из Византии командир, которого Цетег не знал, — как ты думаешь, могли бы новые машины хватить отсюда до варваров? — те машины, знаешь, которые были последним изобретением Мартина, и которые мой брат повез к Риму?
— К Риму? — вскричал Цетег, бросив быстрый вопросительный взгляд на Иоганна. По телу его пробежала дрожь. Ему показалось, точно чья-то рука сжала его сердце. Он заметил, как Иоганн сделал быстрый знак юноше, чтобы тот молчал.
— К Риму? — беззвучно повторил Цетег, пронизывая взглядом Иоганна.
— Ну да, к Риму! — с досадой ответил наконец тот. — Зенон, этот человек — Цетег, префект Рима.
Молодой византиец поклонился и взглянул на Цетега с выражением, с каким смотрят на человека, о котором много слышали, но видят в первый раз.
— Цетег, — продолжал Иоганн, — это Зенон, сражавшийся до сих пор с персами. Он вчера только прибыл сюда из Византии.
— И его брат пошел к Риму? — спросил Цетег.
— Мой брат Мегас имеет поручение установить новые машины на стенах Рима, — ответил византиец. — Вероятно, он уже там. Мне же очень приятно лично познакомиться с величайшим героем западной империи, славным защитником гробницы Адриана.
Но Цетег уже не слышал его. Молча поклонившись, он повернулся и пошел в свою палатку.
— Возвратился ли Сифакс? — спросил он исаврийца, стоявшего на страже у входа.
— Да, начальник. Давно уже и с нетерпением ждет тебя. Он ранен.
Цетег быстро вошел в палатку.
— О мой господин! Мой великий лев! — в отчаянии вскричал Сифакс, бросаясь перед ним и обнимая его колени. — Ты обманут… погиб… ничто не сможет спасти тебя!
— Успокойся, — ответил Цетег. — Приди в себя. Ты ранен?
— Это пустяки: лангобарды не хотели пускать меня сюда и, как будто шутя, начали со мною спор. Но удары их ножей были очень нешуточные. Об этом, впрочем, не стоит и говорить. Но ты, мой лев, мой орел, моя пальма, мой источник, моя утренняя заря, — ты погибаешь!
И нумидиец снова бросился к ногам своего господина, целуя и обливая их горячими слезами.
— Говори по порядку, — сказал Цетег, прислонившись спиною к столбу и скрестив руки на груди. Голова его была гордо закинута, но он смотрел ни на Сифакса, а в пустую даль.
— О господин, я не могу рассказать по порядку. В купальне с Нарзесом был Василиск, Альбоин, и еще три человека, одетых лангобардами, — но я узнал Альбоина, Сцеволу и Аниция, сына Боэция.
— Не может быть! — вскричал Цетег. — Ты ошибся.
— Нет, господин, я хорошо узнал их. Они вчера только прибыли из Византии и требовали твоей головы. Я не понимал некоторых слов, — они говорили по-гречески, а я не так хорошо знаю этот язык, как твой, — но смысл я хорошо понял: они требовали твоей головы. Однако Нарзес сказал: «Нет, не надо убийства. Он должен быть судим и умереть по приговору». — «Когда же», — спросил сын Боэция. — «Когда наступит его время». — «А Рим», — спросил Василиск. — «Рима он никогда не увидит более», — ответил Нарзес.
Цетег быстро зашагал взад и вперед.
— Господин, в Риме происходит что-то важное, только я не мог хорошо понять, что именно. Аниций что-то спросил и затем назвал твоих исаврийцев. «О, — ответил Нарзес, — братья Мацеры прекрасно завлекли их в ловушку».
— Что? — вскричал Цетег. — Хорошо ли ты расслышал? Братья Мацеры? В ловушку?
— Да, он так и сказал: в ловушку. Альбоин заметил: «хорошо, что молодой Лициний ушел, — иначе не обошлось бы без жаркого боя». А Нарзес ответил: «Всех исаврийцев надо было удалят. Неужели можно было допустить до кровавой битвы в своем лагере? Король Тейя, наверное, воспользовался бы этим». О, господин, я боюсь, что они с умыслом завлеки твоих верных воинов.