Борьба за Рим - Страница 87

И он вынул из кармана тяжелый ключ и подал его Матасвинте.

— Благодарю, Витихис… король Витихис, — быстро поправилась она, и руки ее дрожали, когда она брала ключ.

— Береги его хорошенько, — снова предостерег ее Витихис. — Эти житницы — единственное мое дело, которое не погибло без пользы. Право, меня точно преследует злой рок. Я много думал об этом и теперь, кажется, понимаю, в чем дело. Все эти неудачи — наказание свыше за мой жестокий поступок с прекрасной женщиной, которую я принес в жертву своему народу.

Щеки Матасвинты вспыхнули. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

«Наконец, — подумала она, — наконец-то сердце его смягчилось, он раскаивается… А я! Что я наделала!»

— Женщина, которая вытерпела из-за меня больше, чем можно выразить словами, — продолжал Витихис.

— Замолчи! — прошептала Матасвинта, но так тихо, что он не расслышал ее.

— И когда в эти последние дни я видел, что ты стала более кроткой, мягкой, женственной, чем ты была раньше…

— О Витихис! — едва прошептала Матасвинта.

— Каждый звук твоего голоса проникал мне прямо в сердце, потому что ты так сильно напоминала мне…

— Кого? — побледнев, спросила Матасвинта.

— Ее, ту, которую я принес в жертву, которая все вынесла из-за меня, — мою жену Раутгунду, душу моей души.

Как давно уже не поизносил он этого имени! И теперь при этом звуке боль и тоска пробудились в нем с прежней силой. Он опустился на стул и закрыл лицо руками. Поэтому он и не видел, какой яростью блеснули глаза Матасвинты. Вслед за тем раздался глухой стук. Витихис оглянулся: Матасвинта лежала на полу.

— Королева, что с тобою? — вскричал Витихис, бросаясь к ней.

Она открыла глаза и с трудом поднялась.

— Ничего, минутная слабость… Уже все прошло, — ответила она и вышла из комнаты. За дверью она без чувств упала на руки Аспы.

Наступил вечер. Целый день, несмотря на то, что стоял уже октябрь, было невероятно душно. Солнце жгло невыносимо. Не было ни малейшего ветерка. Животные предчувствовали нечто ужасное и целый день были неспокойны: лошади вырывались и, нетерпеливо фыркая, били копытами о землю. Кошки, ослы жалобно кричали, собаки выли. А в лагере Велизария верблюды с яростью бились, стараясь вырваться на волю.

Перед вечером на горизонте появилось маленькое, но совсем черное облако. Оно быстро росло, увеличивалось и наконец покрыло все небо. С заходом солнца стало совершенно темно, но не посвежело. Вдруг с юга подул сильный ветер. Он несся с пустынь Африки и был страшно удушлив, — в домах невозможно было высидеть, все вышли на улицы и, в ужасе глядя на совершенно черный небосвод, собирались в кучки.

Матасвинта, страшно бледная, лежала в своей комнате. Ни слова не ответила она Аспе на все ее вопросы. А когда та начала плакать, она велела ей уйти. Долго, целый день пролежала Матасвинта, почти не шевелясь. Но она не спала: широко открытые глаза ее были устремлены в темноту.

Вдруг ослепительно яркий, красный луч прорезал комнату, и в ту же секунду раздался страшный удар грома, удар, какого она не слыхала еще в своей жизни. Из соседних комнат донесся крик ее женщин. Королева приподнялась. Кругом стояла какая-то страшная тишина. И снова молния и громовой удар. Сильный порыв ветра распахнул окно, выходившее на двор. Матасвинта подошла к нему. Гром гремел уже непрерывно, темнота ежеминутно сменялась ярким светом молнии. Гроза хорошо подействовала на нее. В комнату вошла Аспа с факелом, пламя которого было заключено в стеклянный шар.

— Королева, — начала Аспа, — ты… Но, боги, ты теперь походишь на богиню мести.

— Я хотела бы быть ею! — ответила Матасвинта, продолжая смотреть в окно. Молния следовала за молнией, удар за ударом. Аспа закрыла окно.

— О королева, христиане говорят, что это наступил конец света, что сейчас явится Сын Божий на огненном облаке, чтобы судить живых и мертвых. Ах, какая молния! Никогда я не видела такой грозы. И ни капли дождя! Страшен гнев богов. Горе тому, на кого они гневаются!

— О, — вскричала Матасвинта, — я завидую им. Они могут любить и ненавидеть, как им вздумается. Они могут уничтожать того, кто противится их любви.

— Ах, королева, я только что с улицы. Все люди бегут в церковь. Я тоже молилась Астарте. А ты, госпожа, разве ты не молишься?

— Я проклинаю. Это также молитва.

— О какой удар! — вскричала Аспа, падая на колени. — Великие боги, сжальтесь над людьми! будьте милосердны!

— Нет, не надо милосердия! — дико вскричала Матасвинта. — Проклятие и горе всему человечеству! О, как это прекрасно! Слышишь, как они ревут на улице от страху? Еще удар, и еще, и еще! О Боже, или боги, если вы существуете, водном только завидую я вам — силе вашей ненависти, вашей быстрой смертоносной молнии. В ярости бросаете вы ее в сердца людей, и они гибнут, а вы смеетесь, смеетесь при этом, потому что гром — ведь это ваш смех. Ах, такого удара еще не было! И что за молния! Аспа, взгляни, что это за громадное здание, вот прямо против дворца? Оно, кажется, горит?

Аспа поднялась с полу.

— Нет, слава Богу, оно не горит, оно только освещено молнией. Это житницы короля.

— А, житницы! Что же, боги, вашей молнии не хватает на то, чтобы зажечь их? — закричала королева. — Но ведь смертные сами могут из мести вызвать огонь.

Схватив факел, она быстро выбежала из комнаты.

На ступенях храма св. Аполлинария, прямо против двери житниц, сидела женщина в темном плаще. Она сидела мужественно, не боясь. Руки ее не дрожали, а спокойно были скрещены на груди. За нею стоял высокий мужчина. Мимо прошла другая женщина. При блеске молнии она, видимо, узнала сидевшую на ступеньках.